Всем обожженным войной посвящается…Долгое время господствовала общеизвестная точка зрения, согласно которой 12 июля 1943 года в районе железнодорожной станции Прохоровка произошло грандиозное встречное танковое сражение, изменившее ход Курской битвы. Носителем этого взгляда явился никто иной, как непосредственный участник событий, командующий Пятой танковой армией П. Ротмистров. По его словам обстановка сложилась так, что: противники начали наступление друг на друга одновременно. Боевые порядки Пятой танковой, в которой преобладали «основные лошадки» советских танковых войск «Т-34-76», на полном ходу врезались в клин моторизированных дивизий СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова», насчитывающих до 500 танков и штурмовых орудий. В грандиозной свалке с обеих сторон приняло участие около 1200 боевых машин различных типов. Поле боя осталось за нами - эсэсовцы были обескровлены, разбиты и начали отход.
Представители другой точки зрения уверены - никакого «встречного» боя не было и в помине: немцы заранее перешли к обороне и встретили атакующие «тридцатьчетверки» Ротмистрова массированным огнем «тигров», «пантер», штурмовых орудий и противотанковой артиллерии, в результате чего Пятая танковая понесла неоправданно большие потери. Выполнить поставленную задачу ее командующий не сумел, не смотря на то, что, действуя в полосе до 20 километров, смог добиться плотности атакующих боевых порядков до 45 танков на 1кв. километр. В результате несомненного преимущества немецкой противотанковой артиллерии и танковых пушек потери составили около 330 танков и САУ. Германские потери были меньше - до 220 танков.


Истина, возможно, находилась где-то посередине, однако, неоспоримым остается скорбный факт: под Прохоровкой устаревшим «Т-34-76» досталось по полной; потери измерялись сотнями сожженных и разбитых машин…

Через семь дней после Прохоровского побоища шел мягкий июльский снег…

Ремонтники подцепили трос к очередной растерзанной «тридцатьчетверке». Люк механика отвалился - все заорали «Стой!» задымившему трактору. И столпились возле машины. Причина оказалась обыденной - в рычаги убитого танка вцепилось почерневшее нечто: комбинезон превратился в коросту, подошвы сапог расплавились. Правда, остались на черепе кое-какие мышцы, не вся кожа слезла, на глазах слиплись веки: но «спецы» не питали иллюзий: таков был конец еще одного страдальца, не сумевшего выкарабкаться из машины.

Нет, тыловики не заметались в поисках санитаров. Несчастный был вытащен. 

Не раздалось ни единого стона. Подали флягу с мутной водой - и вновь ни одной конвульсии. Находку отнесли под навес, где хранились инструменты и опустили на доски. Один из самых молоденьких солдатиков метнулся к ближайшим ямам - просить похоронную команду немного повременить.

 

Вечером, через десять часов.

Те же ремонтники долго уговоривали шофера проезжавшей полуторки забрать все еще отходящего.
- Да не возьму я мертвяка. На кой ляд он мне нужен.
- Братишка, возьми Христа ради… Живой же…
- Он живой?! Я и то уже полуживой. Сдохнет он, а мне вози такого, да и класть его некуда…
Машина была набита пустыми бидонами, матрасами и простынями.
- Авось выживет? Зачтется тебе…

Неожиданно сержант, потеряв всю агрессивность и злобу, сплюнул и согласился. На куске брезента танкиста впихнули в кузов.
Полуторку мотало и бросало по полустепному бездорожью - шоферюга, опаздывая в часть к ужину, даже не оглядывался, ибо то черное, обугленное, с потрескавшейся кожей, что ему навязали, не имело никаких шансов дотянуть до самой ближней деревни.

В грязном полевом госпитале.

Раненые корчились прямо на разбросанной по земле соломе.
Счастливцев отправляли в хирургическую палатку, безнадежных в ставший бурым от крови, унылый лесок - участь танкиста решилась мгновенно.

Майору-хирургу хватило секунды:
– Этого даже осматривать не буду - девяностопроцентный ожог!

Фельдшер услужливо протянул врачу новую папиросу - и безымянного тут же вычеркнули из списка.

Читать дальше...